Анаис Марен представляет доклад о ситуации с правами человека в Беларуси 3 июля 2024 года
Последние шесть лет уроженка Франции политолог Анаис Марен информировала мировую общественность о положении дел с правами человека в Беларуси в качестве специального докладчика ООН. По завершении каденции “Позірк” поговорил с независимым экспертом о том, с какими трудностями пришлось столкнуться за это время, в какой ситуации оказались белорусы и что можно посоветовать преемнику.
Интервью получилось большим — сообразно с масштабом проблем в сфере прав человека в Беларуси.
Справка “Позірку”. 28 июня 2012 года Совет по правам человека (СПЧ) ООН учредил мандат специального докладчика по вопросу о положении в области прав человека в Беларуси. Анаис Марен переняла эту должность 1 ноября 2018 года у венгерского правозащитника Миклоша Харасти, а 1 ноября 2024-го передала эстафету представителю Латвии Нилсу Муйжниексу.
“В состоянии репортера на войне”
— Если сравнивать обстоятельства, в которых вы начинали работать в 2018 году, и нынешние, что, на ваш взгляд, кардинально изменилось?
— Не изменилась то, что меня в Беларусь не пускают. С самого начала я знала, что вряд ли смогу поехать в Беларусь. Но вот такой парадокс: Беларусь приехала ко мне. Настолько ухудшившаяся в плане репрессий ситуация заставила уехать из страны сотни тысяч людей. В Вильнюсе, куда я довольно часто приезжаю, в Варшаве, где я сейчас живу, есть возможность встретиться с людьми — жертвами нарушений прав человека, представителями политзаключенных, правозащитниками, журналистами, деятелями культуры. Целое гражданское общество перебралось за границу — это лучше, чем сидеть в тюрьме.
Я очень уважаю, ценю, мне нравится иметь возможность знакомиться с белорусской культурой. Она сейчас везде, можно сказать, по всей Европе: в различных хабах, на фестивалях, где находятся самые умные и открытые люди, представители белорусской культуры.
С другой стороны, так не должно быть. Конечно, всем понятно, что в нормальных условиях такие люди — будущее страны, светлые умы — не должны уезжать. Утечка мозгов — это, конечно, плохо.
Но я не вижу пока, к сожалению, когда для вас станет возможным безопасно вернуться домой.
— Как изменились ваши задачи в начале и конце каденции? С какими целями вы приходили на эту позицию, с какими ее покинули?
— В описании работы — к слову, волонтерской — было указано, что она займет три месяца в году. Я тогда вернулась из декрета и работала в университете half time (половину рабочего времени. — “Позірк”.). Поскольку это престижно, что на факультете преподает независимый эксперт ООН — мандатарий спецпроцедуры СПЧ, мой работодатель согласился, чтобы я занималась мандатом один день в неделю, по пятницам. Такая была договоренность. Всех это удовлетворило — первые два года хотя бы.
Но в 2020 году все изменилось, когда наступило то, что я называю кризисом, катастрофой с точки зрения прав человека. После [президентских выборов] 9 августа, к сожалению, объем работы увеличился в десять, двадцать раз. Первые четыре месяца, пока были протесты, к мандату поступало очень много жалоб, все СМИ мира просили меня комментировать — было очень много работы. Я не могла отвлечься от этого, фактически минимально работала [на университетской должности], у меня было пару занятий — онлайн-семинаров, остальное время было полностью посвящено мониторингу нарушений прав человека в Беларуси. Вести полевые исследования тогда было невозможно из-за ковида, а писать научные статьи я была уже не в состоянии, потому что круглосуточно смотрела новости, читала телеграм-каналы, следила за тем, что происходит, переживала за своих друзей, знакомых, за вас всех.
Я была в состоянии репортера на войне, принимала беженцев из Беларуси в своем доме. Потом началась полномасштабная война в Украине, и мы все перешли на такой режим, но я была в нем уже с августа 2020 года. Я не понимала, как можно на это не реагировать, я не считала свое время, работала на 200% — днем, ночью, по выходным. Родственники жертв и сами жертвы присылали мне лично или мандату в Женеве жалобы: “Вот что случилось, вот доказательства, что нам делать?”
На этом этапе мандат должен был фиксировать нарушения. Если семья соглашается (не всегда это в ее интересах, потому что есть риск репрессий за сотрудничество со структурами ООН), то мы по каким-то кейсам пишем сообщения правительству. Это мы делали в среднем раз в месяц. Каждое сообщение занимает очень много времени, потому что надо координироваться с другими мандатариями спецпроцедур Совета по правам человека. У правительства Беларуси принципиальный подход не признавать мой мандат, не сотрудничать, поэтому полностью игнорируется все, что я пишу. Но другое дело, когда есть соподписчики, например, спецдокладчики по свободе мнений и их выражения, положению правозащитников, ассоциации и мирных собраний, независимости судей и адвокатов часто присоединялись к моим сообщениям в адрес правительства Беларуси. Конечно, в 2020 году они видели по телевизору, что происходит, переживали, они меня очень поддерживали. У нас была довольно сильная координация действий, чтобы международное внимание, внимание СПЧ и Генеральной Ассамблеи не снизилось.
Таким образом, мне кажется, я добилась довольно многого, выступала на экстренной сессии СПЧ. Два раза в Нью-Йорке были встречи в формате Аррии (порядок неформальных встреч членов Совета Безопасности ООН для обмена мнениями в частном порядке; назван в честь венесуэльского дипломата Диего Аррии, который первым начал практиковать подобную коммуникацию в 1992 году. — “Позірк”.), чтобы обсудить именно ситуацию в Беларуси. Из этого ничего не вышло: в Совбезе есть две [поддерживающие официальный Минск] страны с правом вето, которые бы не позволили потом принять резолюции, чтобы остановить беспредел и произвол. Тем не менее в Нью-Йорке было внимание, была поддержка.
Страны — члены СПЧ, а также на уровне ОБСЕ приняли резолюции и создали два разных механизма, чтобы фиксировать нарушения, произошедшие именно в контексте выборов 2020 года, и меня это в какой-то мере спасло. В ООН в сентябре 2021 года начал работать дополнительный мандат по ответственности за те нарушения. Там есть три независимых эксперта, есть штаб, их поддерживают сотрудники офиса верховного комиссара по правам человека. Они получили возможность рассматривать жалобы, когда мне уже стало слишком тяжело.
Я политолог, а не эксперт-криминалист. Психологически было очень тяжело получать столько информации, доказательств — фотографии, письма — от людей, которые пережили пытки.
После создания этого дополнительного мандата, примерно через год, мне стало немного спокойнее. Уже не было [острой фазы] ковида, надо было возвращаться на работу. Тогда вернулся более-менее нормальный темп, но все равно работы было точно раза в два больше, чем сначала.
Дверь в Беларусь так и не открылась
— За эти шесть лет был ли момент, когда вы подумали, что ситуация с правами человека стала улучшаться?
— Первые месяцы, когда меня назначили, Беларусь не была под санкциями. 2019 год — до начала 2020 года на самом деле власти уже как-то были готовы организовать публичное обсуждение вопроса отмены смертной казни или хотя бы мораторий ввести. Это открыло бы возможность вернуться к сотрудничеству с Советом Европы, например.
В 2019 году в Брюсселе прошел Международный конгресс против смертной казни. Это, наверное, был единственный раз, когда я сидела на дискуссии вместе с представителями МИД Беларуси, мы даже руки друг другу пожали, кофе пили вместе. Там был Олег Кравченко, который был вице-министром (замглавы МИД в 2017–2020 годах, позже посол в США; скончался 25 декабря 2020 года в возрасте 49 лет. — “Позірк”.).
Они не признавали мой мандат, но тем не менее мы неформально обсудили возможность, чтобы я приехала в Минск с т.н. академическим визитом. Это не официальный визит — он не оплачивается ООН, проходит без ооновского ассистента, без пресс-конференций, доклада, я бы не имела права ссылаться на то, что узнаю на месте. Но такие визиты устраивают очень многие страны, когда не знают, что представляет собой спецдокладчик (они же переживают — все, даже демократии, когда приглашают к себе мандатариев тематических спецпроцедур). Такие переговоры были примерно до апреля 2019 года, но они провалились. Потом оказалось, что дух такого времени не вернется.
В тот год я выбрала темой для доклада в СПЧ вопрос прав “детей-328” — подростков, которые сидят за торговлю наркотиками и т.д. Я приняла это очень близко к сердцу, поскольку считаю, что ситуация совершенно несправедливая. Есть конвенция о правах ребенка. У делегатов всех стран есть дети, их любят даже диктатуры.
Принять то, что кто-то может позволить ребенку 13–15 лет провести 10 лет за решеткой за передачу грамма гашиша, просто, извините, невыносимо.
Я выступила с этим докладом в июне 2019 года в Женеве. Некоторые журналисты звонили, спрашивали: “Как это возможно, что это?” Летели в Минск, чтобы расследовать эти истории. Сразу я увидела, что власти немножко испугались. И, наверное, благодаря этому через год, когда произошла амнистия, большинство этих детей получило минус один или два года. Не большое достижение, но все-таки улучшение ситуации с правами человека хотя бы этих заключенных.
“В Беларуси уже давно системно нарушаются все права человека”
— По вашему мнению, какие сегодня три самые большие проблемы с правами человека в Беларуси?
— Нарушаются все права человека, а по международным конвенциям и стандартам все они важны и взаимосвязаны. Есть основные, например право на жизнь, достоинство, защиту от пыток. Если не соблюдают их, то, к сожалению, и все политические, гражданские, культурные, экономические и социальные права тоже не будут до конца уважаться. В Беларуси уже давно системно нарушаются все права человека.
Можно выделить три основные проблемы в подходах к международным обязательствам Республики Беларусь в сфере прав человека.
Во-первых, безнаказанность, беспредельность репрессий. Некоторые люди, в том числе политологи, говорят, что уже происходит государственный террор против собственного народа — Левиафан пожирает своих детей. Без наказания, без наступления ответственности совершаются страшные, грубые нарушения, например систематические пытки.
В этом плане важен механизм ООН по ответственности, который я уже упоминала — сейчас он называется “Группа независимых экспертов по ситуации с правами человека в Беларуси” (создан резолюцией СПЧ 4 апреля 2024 года. — “Позірк”.).
Офисом верховного комиссара ООН опубликовано уже два доклада подряд, в выводах которых говорится, что некоторые нарушения прав человека, которые были допущены в контексте выборов 2020 года в Беларуси, могут быть охарактеризованы как преступления против человечности. Именно из-за массового и намеренного применения пыток, произвольных задержаний, депортации (здесь и далее под этим термином имеется в виду создание условий, которые вынуждают граждан покидать страну. — “Позірк”.), безнаказанность из-за отсутствия нормального разделения властей, независимых судей и адвокатов.
Вторая важная проблема, как мне кажется, — депортация. Трудно назвать цифру, но некоторые говорят, что полмиллиона, может, миллион человек был вынужден уехать из Беларуси по соображениям безопасности. Остаются люди, которые живут в страхе, в пространстве пропаганды и под угрозой произвольного задержания и преследования за реализацию своих прав.
Я уже говорила, что самые блестящие умы не в стране. Людей заставили уехать, а потом унижают и преследуют даже за границей. После агрессии против Украины [в 2022 году] Беларусь — страна-соагрессор, и это осложнило условия жизни и легализации белорусских беженцев за рубежом. Иметь белорусский паспорт становится стыдно, как некоторые мне говорили.
Но жить вообще без паспорта — это другая проблема. Я бы сказала, что в проблеме депортации самое главное — риск, что люди окажутся без гражданства. В истории человечества очень мало стран, которые так делали. С точки зрения прав человека это особенно страшно думать, что своих собственных граждан правительство сознательно готово лишить гражданства. Но так прописано в законодательстве: люди, которые были признаны [судом] заочно “экстремистами”, могут быть лишены гражданства. Мне не поступало жалоб по этому поводу (насколько я знаю, еще не применяли эту норму), зато [власти] легко захватывают собственность, пока человек за рубежом не может участвовать в судебных процедурах или не успел оформить перед отъездом доверенность, чтобы его представляли в процедурах наследства в Беларуси. С сентября 2023 года оформлять эти документы в консульстве стало вообще невозможно.
Чтобы помешать людям, которые смогли уехать из страны, заставить их вернуться, а потом, может быть, посадить, правительство приняло такие меры, которые на самом деле дискриминируют всех живущих за границей белорусов. А их много, как минимум полтора миллиона еще до 2020 года уехало — последние 30 лет была довольно большая волна эмиграции.
Особенно страдают дети, которые родились за рубежом в последние годы, их статус под вопросом. У родителей, которые считают небезопасным возвращаться в Беларусь, проблема, как сделать детям паспорта, эти дети могут остаться без гражданства.
Третий проблематичный аспект — злоупотребление антиэкстремистским и антитеррористическим законодательством, чтобы преследовать людей, которые критикуют правительство.
Это не просто вопрос нарушения права на свободу мнений и их выражения, это подход правительства, которое не терпит никакой критики.
Все это вызывает сожаление, поскольку улучшение ситуации зависит именно от готовности власти осознавать свои проблемы, недостатки, ошибки и менять свой курс. Это то, о чем мы просим в ООН уже много лет. Еще при Комиссии по правам человека (действовала до 2006 года, взамен был создан СПЧ. — “Позірк”.) был спецдокладчик Адриан Северин, в его докладах уже были рекомендации для улучшения ситуации с правами человека в Беларуси.
Белорусские власти часто говорят, что существование моего мандата — знак того, что на Западе двойные стандарты. Но я бы сказала, что Беларусь, к сожалению, заслужила такое внимание международного сообщества. Все резолюции, которые год за годом принимаются по отношению к Беларуси, совершенно легитимны, потому что ситуация с правами человека ухудшается год за годом, она катастрофическая по всем направлениям.
“Такой уровень цинизма шокирует довольно многих, в том числе в ООН”
— Что, по вашему мнению, должно произойти, чтобы ситуация улучшилась?
— Со своей позиции я могу только рекомендовать, чтобы власти принимали во внимание рекомендации различных механизмов ООН, которые систематически направляются уже много-много лет. Это делает не только мой мандат, но и другие механизмы ооновской семьи, здесь я имею в виду в том числе Универсальный периодический обзор (УПО), когда каждые пять лет в СПЧ обсуждается ситуация с правами человека в одной стране.
Правительства отдают предпочтение не спецпроцедурам, а механизму УПО, потому что эти обзоры составляются другими странами. Тогда, например, Венесуэла может рекомендовать США отменить смертную казнь. На такой основе, когда одна страна — один голос, все равны и т.д., Беларусь готова принимать рекомендации своих, скажем так, коллег. Это дало подвижку: был принят национальный план по правам человека на 2016–2019 годы. Беларусь приняла и была готова имплементировать предложение создать позицию омбудсмена по правам человека. Но мы все еще этого ждем, потому что до сих пор это не сделано.
В своем последнем докладе (на Генассамблее ООН 29 октября. — “Позірк”.) я изучала такой аспект, как уровень сотрудничества Беларуси с международными механизмами защиты прав человека, в том числе ооновскими. И здесь видна тенденция: вместо того, чтобы отказаться от некоторых рекомендаций, правительство говорит, что уже приняло их и применяет, а на самом деле делает противоположное. Такой уровень цинизма шокирует довольно многих, в том числе в ООН.
Список рекомендаций для улучшения ситуации с правами человека в Беларуси огромный и детальный. Есть мандатарии тематических мандатов специальных процедур СПЧ, которые могут дать инструкции, помогут правительству сразу, когда оно захочет имплементировать эти рекомендации. Тогда улучшится ситуация, тогда не будет нужды в мандате [спецдокладчика по правам человека в Беларуси].
Создание таких мандатов — это не политизированное решение, оно проходит голосование в Совете ООН по правам человека, члены которого избираются через Генассамблею, они представляют разные регионы мира — пропорционально населению. Всегда находится большинство голосов за создание и продление таких мандатов.
Страновых мандатов сейчас четырнадцать, мандат по Беларуси — один из старейших, существует уже 12 лет.
— У белорусских властей нет политической воли выполнять рекомендации, которые содержатся в том числе в ваших докладах. Влияют ли ваши доклады на международное сообщество, начинает ли оно лучше понимать ситуацию в Беларуси?
— То, что власти Беларуси игнорируют мои рекомендации, конечно, вызывает недовольство. Но совершенно другое дело, когда я делаю публичные заявления, пресс-релизы, публикации, отвечаю журналистам, вследствие чего международное общественное мнение больше узнает о ситуации в Беларуси, не забывает о ней.
Из-за войн в Украине, на Ближнем Востоке внимание к Беларуси уменьшается, это, конечно, проблематично. Но нельзя забывать о Беларуси и судьбе белорусов.
Что касается других государств, тут я могу гордиться. Я довольна тем, что благодаря моим — и не только — докладам страны, которые принимают людей, переселяющихся из Беларуси из-за репрессий, стремятся лучше понимать, в какой особенной ситуации с законодательной точки зрения находятся белорусы, которые не могут вернуться домой.
Самым близким странам, которые исторически поддерживают демократизацию Беларуси, мои советы в основном не нужны, к ним у меня мало вопросов. Но к некоторым другим странам претензии есть. Я съездила в Грузию пару лет назад, год назад съездила в Великобританию, встретилась там с белорусами — жертвами нарушений прав человека, людьми, которые по разным причинам уехали, которые имели огромные проблемы с легализацией за рубежом, были жертвами дискриминации. Вольно или невольно принимающие страны неадекватно относились к ним.
В докладе, который я представила в Генассамблее ООН в 2022 году, были четкие рекомендации именно этим государствам — чего избегать, к чему готовиться. Мы видели, что люди не могут вернуться домой, чтобы, например, обновить паспорт — после принятия указа № 278 от 4 сентября 2023 года это стало особой проблемой. Я предупредила и продолжаю адвокатировать, чтобы эти страны адаптировали к ситуации свое законодательство, условия выдачи вида на жительство, гуманитарных виз (к сожалению, как-то все меньше и меньше выдаются) и документов для путешествий (т.н. “паспорт иностранца”), чтобы они понимали, что власти Беларуси создали такие проблемы для всего международного сообщества, а сами белорусы тут ни при чем.
Конечно, полностью это не решено. Каждый день мне поступали индивидуальные кейсы: семьи живут раздельно, вид на жительство не продлевают, человек живет давно в одной стране, выезжает, а потом его не впускают обратно. Такие вещи, к сожалению, будут продолжаться. Потому рекомендация моему преемнику: нужно продолжать уделять необходимое внимание именно этим аспектам и проблемам.
“Ситуация в Беларуси заслуживает, чтобы о ней громче кричали”
— Какого результата на уровне Беларуси и международном вы ожидаете от своего последнего доклада?
— Я не знаю, как власти [Беларуси] реагируют на мои доклады, я не слежу за “минутами ненависти”, которые время от времени бывают по телевизору в мой адрес. Вряд ли будет официальная или публичная реакция со стороны власти. Но в докладе опять же есть четкие рекомендации.
Для госслужащих в наших сообщениях и докладах есть вежливое упоминание о том, что Беларусь добровольно подписала конвенции, и это не вопрос выбора — применять или не применять, это уже обязанность, поскольку рacta sunt servanda (с лат. “договоры должны соблюдаться”; основополагающий принцип гражданского и международного права. — “Позірк”.). Я уверена, что некоторые — из МИД, администрации пенитенциарных учреждений, судьи — узнают от нас об этих конвенциях, может, впервые видят содержание конвенций, которые мы цитируем. В этом польза, поскольку в белорусских вузах не учат международное право в области прав человека.
Для власти, наверное, доклад будет неприятным. Он, скажем так, прощальный, в нем вещи названы своими именами. Доклад информирует другие страны, что на самом деле власти Беларуси их обманывают, что в большой ооновской семье Беларусь не только не соблюдает конвенции, но и пытается обвести вокруг пальца, говоря, что все в порядке, хотя с точки зрения международных стандартов в области прав человека все катастрофично.
— Какое значение для будущего имеет фиксация нынешней ситуации с правами человека в Беларуси? Если следующие власти страны будут демократическими, смогут ли они использовать доклады как руководство по улучшению ситуации с правами человека?
— Конечно! Я еще в числе тех людей, которые считают, что ООН — несмотря на разные недостатки — хорошая организация или хотя бы необходимая, потому что незаменимая. В том плане, что мы принимаем, применяем и пропагандируем универсальность принципов прав человека — не только тех, которые прописаны в Хартии ООН, но и в разных резолюциях Генассамблеи, региональных организаций, например Совета Европы.
Сейчас идет критика ООН, но ООН — отражение того, что хотят делать государства, их правительства, и они захотели все это кодифицировать. Пока ООН будет существовать (неважно, до или после реформ), конвенции будут применяться, не оставляя большого пространства для маневра или интерпретации. Право на жизнь — это право на жизнь.
Любое правительство, опираясь на эти доклады, будет иметь дорожные карты по отмене норм законодательства, которые несовместимы с конвенциями, провести реформы, которые необходимы, чтобы приблизиться к идеальной ситуации, когда нормально соблюдаются права человека.
— Что бы вы еще посоветовали своему преемнику?
— Этому человеку не нужны мои рекомендации. Я уверена, что если его назначили, то он профессионал. Мы уже поговорили. Я знаю, что это человек принципиальный, будет соблюдать кодекс поведения спецдокладчиков, который требует быть независимым, беспристрастным, объективным. Я уверена, что мы можем ожидать от него этого.
На личном уровне я бы хотела пожелать ему удачи. У нас как спецдокладчиков есть довольно много ограничений, не все они нам известны с самого начала. Организация, чтобы никого не провоцировать, обычно советует нам соблюдать умеренность. Но на самом деле я видела эти шесть лет, что надо усиливать давление, потому что ситуация заслуживает того, чтобы о ней громче кричали, критичнее относились к происходящему. Надо быть напористее.
Напористость важна на этой позиции, потому что мандат существует много лет и столько же времени игнорируются рекомендации.
Пора бы уже соблюдать конвенции, тогда все смогут нормально жить — мандат будет отменен и все мы сможем заниматься более веселыми вещами.
— Вы шесть лет были погружены в контекст Беларуси. Что дальше? Планируете поддерживать связь с белорусским гражданским обществом?
— Конечно, для меня это почти семья. Меня узнают на улице, улыбаются, благодарят. Я учила белорусский язык, горжусь, что могу читать. Слушаю радио каждый день. Переживаю за своих коллег — политологов, журналистов, правозащитников, которые сидят в тюрьме. Вряд ли завтра это все закончится, забыть об их страданиях точно не получится.
Что касается профессионального, мне нужен перерыв, отдых хотя бы пару недель. Пока я еще в процессе поиска работы. К январю, наверное, что-то будет, жду предложения. Да, у меня опыт, которым я готова поделиться с другими организациями. Я должна остаться в Варшаве по семейным обстоятельствам, и там есть другие международные организации или университеты, которые могут оценить мой опыт и экспертизу.