Тот самый случай, когда хотя бы одну песню Лявона Вольского многие белорусы пели под гитару или слышали в эфире не только на радио, но и на гостелевидении, где, однако, культовому белорусскому рок-музыканту запрещено появляться уже очень давно.
Автор “Трех черепах”, “Легких-легких” и “Воздушного шара“, лидер группы Volski живет и работает в эмиграции и, судя по непрестанной активности, скучать не собирается. Недавно он сообщил в “Фейсбуке”, что альбом “Эмигранты”, согласно статистике цифрового дистрибьютора OneRpm, собрал более 1,1 млн прослушиваний на стриминговых сервисах.
“Позірк“ поговорил с Лявоном Вольским о его жизни за пределами Беларуси, легендарной уже Площади-2006, событиях 2020 года и его мыслях о судьбе страны.
”В Беларуси тоже был не сахар“
— Как сейчас выживает или живет в эмиграции белорусский музыкант Лявон Вольский?
— У меня мало что изменилось, потому как в Беларуси тоже был не сахар. Но что-то откуда-то берется. В Беларуси, можно сказать, было и хуже: полуподпольное существование, внутренняя эмиграция и запреты, когда долгие годы нельзя было играть концерты. Ясно, что мы играли подпольно, но это и соответствующий уровень. Изменилось только то, что нельзя в Беларусь поехать сейчас, и это очень нервирует, но я не вижу, чтобы ситуация изменилась в худшую сторону. В Беларуси были разные времена, и не то, чтобы не было с чего жить, но было порой сложно.
— Вынужденная эмиграция вдохновляет музыканта или, наоборот, загоняет в тоску? Тот же альбом ”Эмигранты “ появился как результат вдохновения?
— Меня лично подталкивает. Кого-то другого, насколько я понимаю, очень угнетает. Но я внутренне был подготовлен к такому сценарию и говорил неоднократно в интервью, что, если будет реальная угроза, не собираюсь оставаться ради того, чтобы остаться.
Не вижу какой-то нелогичности в своем поведении, и меня эта ситуация вдохновляет. Вышли альбомы “Эмигранты”, “Письма политзаключенным“. Сделали художественную выставку на двоих с Юрием Стыльским (фронтмен группы “ Дай Дорогу!”. — “Позірк”.). Состоялось несколько туров.
Много куда можно поехать, ведь, если ты живешь в Минске и там была такая декоративная демократия, все равно это другой мир, окраина Российской империи. Даже когда было открытое небо и можно было летать, то из Минска лететь в Нью-Йорк — это совсем другая история, чем из той же Варшавы, так как нет прямого рейса.
— Кстати, вы проиллюстрировали новую книжку Альгерда Бахаревича. Как вам такое сотрудничество?
— Все иллюстрации уже созданы, кроме обложки. Это такой приключенческий роман в лучших традициях жанра. Как мне кажется — для подростков, которые у нас как категория населения никак не охвачены белорусской литературой. Есть только пара произведений. Мне очень понравилось. Прежде всего я не ожидал от Альгерда шага на эту территорию. Во-вторых, я очень люблю комиксы и сам их рисовал, а здесь как раз сработала стилистика такого альтернативного комикса. Надеюсь, что скоро все получится.
“Пока нет идеи, которая может консолидировать музыкантов”
— 16 марта исполнилось бы 60 лет Михалу Анемподистову, автору текстов знаменитого “Народного альбома “(совместный музыкальный проект, изданный в 1997 году, на фестивале “Рок-коронация-97“ признан альбомом года. — “Позірк”.). Глобальный и уникальный проект, привлекший внимание к Беларуси, какую роль он сыграл в белорусской культуре и не стоит ли его повторить сейчас?
— Безусловно, “Народный альбом“ сыграл неоценимую роль. Хотя в то время у нас собирались музыкальные группировки между группами “Мроя”, NRM, Ulis и “Новае неба”, но это просто были попытки вместе то ли играть концерты, то ли репетировать. И это редко пересекалось.
“Народный альбом“ консолидировал музыкантов, причем разных жанров, и получился пример совместной работы, которого до сих пор не было. Также возник уникальный материал, который не был роковым. Стилистически это было кабаре, или местечковые песни. Разумеется, с отклонениями в разные жанры. Музыканты участвовали в необычном для себя жанре. Поэтому “Народный альбом“ стал примером, который повел за собой еще ряд совместных проектов, на мой взгляд, может, и не таких глобальных и не настолько значимых. ”Я нарадзіўся тут“, ”Святы вечар-2000″, затем был проект на стихи Владимира Короткевича, который так и не вышел. Но, считаю, пока ничего равного по значимости до сих пор еще не получилось.
— И все-таки может ли возникнуть подобный совместный проект именно сейчас, чтобы консолидировать людей в непростое время, особенно тех, кто разъярен после событий 2020 года? Что для этого нужно помимо средств?
— Безусловно, что-то такое надо делать, но тот же “Народный альбом” создавался целиком без каких-либо средств. Это был энтузиазм. Эфирная студия ликвидированного радио, компьютер, с которым творил чудеса звукорежиссер Анатолий Додь, записывая потреково “Народный альбом“, и все просто горели проектом. Ничего не было вложено материально, так как ни у кого не было денег. Повторюсь, все было сделано на чистом энтузиазме и это бесценно.
Если слушать оригинальную запись, становится ясно, что это не суперстудия. Из подручных материалов, что были, слепили, но в этом своеобразный интерес к альбому. Были польские проекты, которые вдохновляли. Например, Tata Kazika группы Kult или Szwagierkolaska, где участвовали также рок-музыканты из разных групп, пели дворовые, местечковые песни, или, как у нас говорят, “блатные”. Но там как раз с финансами было все нормально — студия, бюджет…
Сейчас такая проблема, что все должны выживать, не все находят время на совместные вещи. Пока нет какой-то идеи, которая может консолидировать музыкантов. Есть, например, “Морские песни” Михаила Анемподистова, но пока они в замороженном состоянии, так как там просто есть проблемы. Надеюсь, можно довести [до ума], если звезды сойдутся вновь.
“Я понимал, что массовостью не сбросишь эту власть”
— Вы пели на Площади-2006 (акции протеста на Октябрьской площади в Минске после президентских выборов в марте 2006 года. — “Позірк“.). Какие эмоции остались от тех событий?
— Первое: почему так холодно и откуда взялась такая метель? Второе: музыканты — всегда немного дети. Была такая надежда, стоит этот палаточный городок студенческий, куда мы приходили, как на работу. Поддерживали, приносили книги, диски, пели с ними, видели, как работают провокаторы.
С одной стороны это был уникальный и хороший опыт, с другой — очень вдохновляюще, но с третьей — в глубине души было ясно, что это ненадолго. Потом мы ездили встречать людей на Окрестина, [из Центра изоляции правонарушителей]. Это был созидательный период, так как с 1996 года не было подобных массовых акций, а здесь стояла вся Площадь, и перед этим было шествие, но было ясно, что это не закончится нашей победой. Однако надежда умирает последней, и хотелось верить, что вдруг выйдут все сатрапы и скажут: мы слагаем полномочия, раз вы протестуете, и больше не будем вами управлять.
— А в 2020 году было ли ощущение, что все может измениться?
— По большому счету, я понимал, что массовостью не сбросишь эту власть, но повторюсь: музыканты — такие немного дети, и, когда видишь шествие с бело-красно-белыми флагами и там сотни тысяч людей, это очень и очень вдохновляет. А также разные милиционеры говорили раньше: если вот выйдет вас типа двести тысяч, мы тогда не будем ничего делать. Здесь вышло четыреста, или, может быть, пятьсот тысяч, и они продолжали выполнять свои так называемые обязанности: бегали, как шакалы, выхватывали людей и бросали в автозаки.
Но вообще эта ситуация была очень вдохновляющая. Были дворовые концерты. Это целый сериал, и то, как прижилась национальная символика, стало просто открытием. Казалось, что это для узкого круга национально ориентированных людей и не касается городских жителей, а оказалось очень существенно и все знают, что та символика означает.
На то время это было очень жизнеутверждающе и заставляло верить. Хотя там все зависело от вечного “старшего брата“. Когда он сказал, что “все легитимно и нормально“, те, кто колебался среди силовиков и бюрократов, сразу прекратили колебания и вернулись к своим обязанностям. Это был удар в спину, но понятно, что для них была лучше эта власть, чем неизвестно что и как поменяется и куда пойдет. Но все равно это было очень романтичное время.
“…А потом ко всем постучались”
— Беларусь на фоне других событий исчезает из информационного пространства. Что делать творцам, музыкантам, писателям, художникам, режиссерам, журналистам?
— Надо сбрасывать эту нелегитимную власть всеми возможными средствами. Тогда будут любые поводы, включая информационные. Нужно этим заниматься каждому на своем месте и прилагать все возможные усилия.
Мы сейчас видим, что это абсолютное зло, и продолжаем существовать в некой мистической книге, фэнтези, где есть злобный властелин. Это тривиально и банально звучит, но оказывается на самом деле так.
Есть Саурон и Саруман, они встречаются и плетут свои интриги, убивают людей, растят орков и гоблинов. Размышляют, как покорить весь мир и погрузить его во тьму.
Это на самом деле не есть фэнтези, а натуральная действительность, и каждому нужно стараться, чтобы ситуацию сдвинуть с мертвой точки.
История ничему не учит целые народы и государства, и продолжается весьма неприятный сценарий столетней давности. Влиятельные люди, политики или колеблются, или не хотят делать непопулярные для избирателей шаги, хотя то же самое было, когда Гитлер захватывал Европу. Несмотря на все это, ситуация повторяется. Мол, давайте не будем давать оружие, а мы вообще вне игры и будем нейтральны! Но в конце концов не будет никого нейтрального и до всех доберутся!
Раз в зародыше и так уже не убили зло, но пока можно с этим бороться, лучше бороться и победить, потому что потом будет очень тяжело. А тут получается, что никто не хочет прислушиваться к истории, все думают о настоящем, и народ тоже думает о своих благах.
— Но ведь и в Беларуси до 2020 года происходило что-то подобное?
— Как и в Беларуси. До 2020 года было так: “змагары“ (борцы) пусть борются, а мы будем строить себе в деревне дом и в городе квартиру, и дочке еще надо купить, чтобы она пошла в “инсцитут” и было где жить, А мы “вне политики”. А потом ко всем постучались. Люди абстрагируются и думают о скидках в Zara, так как война уже опостылела, не понимают, что завтра может полыхнуть. Чтобы попасть в тюрьму, не нужно участвовать в каких-то акциях, ведь те же милиционеры, чтобы продвинуться по служебной лестнице, просто фабрикуют дела. Они это делали всегда, но осторожнее, а теперь им вообще все можно. И ты можешь нигде не участвовать: пожалуйста, но ты признаешься потом на видеокамеру, что “перекрывал движение и ходил под флагом”. Почему-то во времена [сталинских] репрессий все несокрушимые герои революции — Каменев, Зиновьев, Рыков — признались, что были “латинскими” шпионами. Почему, интересно? По той же причине, что простой человек, которого схватили на улице и избили, признается в чем угодно.
“Даже если будет сдача Москве, то этой Москвы скоро не будет”
— Часто звучит мнение, что Беларусь буквально в одном шаге от потери независимости, исторической и политической. Будет ли Беларусь жить и в каком виде?
— Ясно, что будет. Империи не вечны, и Российская империя едва дышит на самом деле. Они могут голосовать за кого угодно: народ ничего не решает. И этот траур среди прогрессивных россиян в” Твиттере“: как же так может быть?! Белорусы сто раз это проходили, а они только начинают. Все равно есть стремление к независимости у народа. Существуют символы, есть язык, который может где-то подзабыт, но ведь есть.
Пусть в законсервированном виде, белорусское присутствует, и с этим ничего не поделаешь. Оно есть в подкорке. Даже если будет сдача Москве, то этой Москвы скоро не будет. Лидер этой страны (Владимир Путин. — “Позірк”.), “всенародно избранный“, начал процессы, которые приведут к тому, что развалится вся эта империя. Понятно, что он заботился о себе, чтобы можно было переизбираться, чтобы рейтинг был. У Лукашенко, кстати, был выше рейтинг, чем у него, но начали войну, и рейтинг [у Путина] уже высокий.
Я не политолог, а музыкант, но это все ведет к необратимым процессам и развалу империи в нынешнем виде. Я бы очень хотел увидеть своими глазами и дожить до этого.
Беларусь будет свободным национальным государством и частью Евросоюза, так как другого нам просто не дано. А Россия — дай бог чтобы она развалилась на отдельные государства, которые когда-нибудь, может, будут объединены по принципу Соединенных Штатов.
Этот процесс начался, и он непрерывен. Как и украинизация Украины, когда наполовину говорили по-русски, а сейчас на глазах просто переходят на украинский язык, потому что русский — язык войны и агрессора. Украина могла бы выходить из российской зоны влияния веками, а она с началом войны вышла сразу. Поэтому люди, которые предпринимают такие действия, не очень умные и не смотрят в будущее, хотя им кажется, что наоборот.
Если наш язык не исчез за время правления лукашенок этих, он уже никогда не исчезнет. Ведь вся прогрессивная культура была под запретом все это время. Сначала, до начала 2000-х, пока они не вошли во вкус, можно было пролезть на БТ. Потом они отфильтровали, сделали [черные] списки, и все нормальные люди были в этих списках. А остались кондовые и бездарные: чергинцовский союз (провластный Союз писателей Беларуси, который много лет возглавлял Николай Чергинец. — “Позірк”.) и абы что. То, что никто не читает и стоят эти книги в книжных магазинах на полках, которые можно просто залить эпоксидкой, никто их и так не развернет. Так что пессимистично я не смотрю. Даже если Беларусь сдадут, то и обратно отдадут быстренько.
— Что в ближайших планах?
— В марте мы сыграли в Варшаве концерт, посвященный 10-летию альбома Hramadaznaūstva, потом участвовали в онлайн-концерте на День Воли. 20 апреля я буду играть в немецком Фрайбурге на значительном культурном событии — “120 минут для Беларуси“. Это дискуссия о белорусском искусстве, литературе и музыке в нынешней ситуации. Примут участие Генрих Киршбаум, Инго Петц, Альгерд Бахаревич, Юля Тимофеева и другие. Так что — приглашаем! Все состоится во фрайбургском театре, одном из известнейших в Германии.