В Белорусском доме в Варшаве проходит выставка фото авторства Зенона Пазьняка — первая в его жизни. Она приурочена к 80-летию деятеля, которое он отметил 24 апреля.
На открытии ветеран белорусской политики предупредил, что встреча, наконец, не о ней, но почти сразу добавил, что “будем говорить и об этом”. Свое выступление глава движения “Вольная Беларусь” обозначил как лекцию. Позже стало понятно, почему.
“Я уже тут как-то говорил, что мои занятия, к которым идет душа, — это две вещи. Ну, не только две, много. Но две в первую очередь. Это писать стихи и делать фотографии. Но пришлось заняться совсем другим. Потому что с детства еще, как говорят, из семейного воспитания я чувствовал, что мы живем в такой стране, где нас унижают — наш язык, нашу историю, — сказал он. — И я знал также историю своего рода, своих отцов, дедов и решил, что есть обязанность бороться за Отечество. И это привело к политике”.
По словам Пазьняка, интересоваться фотоделом он начал с 14 лет, окончил частные курсы и “с тех пор снимал постоянно”: “Когда я учился в институте, то на лекциях у меня висел на шее фотоаппарат”.
Сославшись на то, что сегодняшняя публика не знает конструкцию старых аппаратов, выступающий взялся “объяснять некоторые вещи”.
“Этим фотоаппаратом надо было снимать так: сначала навести резкость, дальше надо было выставить выдержку, потом надо было выставить диафрагму — это отверстие такое, пропускает свет. На это все — ну, секунд 20-30. Никаких моментальных съемок, никаких экспонометров. Все на глаз. Глаз натренирован так… Профессионализм”, — описал он.
В репортажной фотографии 60-х годов “если ты хочешь поймать момент — быстро делай, а там как бог даст”, сказал Пазьняк.
К современному цифровому фото он относится, мягко говоря, критически, так как с нынешней техникой “просто нажатием кнопки что-то получается”, но “не художественная фотография”.
“Все владеют телефонами, автоматическими аппаратами — никаких проблем. А фотография не продвинулась ни на шаг, наоборот, деградировала”, — утверждает юбиляр.
Вообще фотографию он считает “большим искусством и фиксированием действительности”, ибо она “имеет разные жанры: портрет, пейзаж, этюд, репортаж, рекламная фотография”.
И жанры эти, по признанию Пазьняка, его “интересовали все”, но прежде всего “фотоэтюд”, в котором “главное, чтобы был подтекст”. Ведь если “просто красиво” — этого недостаточно.
Далее были рассуждения о красоте как таковой, ведь без нее “нет искусства”.
“Это все подделка, когда нам предлагают какое-то паскудство — это не искусство, это деградация”, — говорил оратор.
Вспомнил он среди жанров бытовую и семейную фотографию, которая “имеет значение для тех людей, которые были”: “И вот проходит лет 50. И мы, чужие люди, смотрим те фотографии семейные, и нам так интересно, правда? Фантастически интересно. А там простые люди: снялись, вот стоят. И мы лучше понимаем тот мир”.
Пазьняк прочел свое стихотворение “Старая открытка“, которое когда-то написал, вдохновившись фото XIX века и почувствовав, как “проникает в тот мир, видит того фотографа в котелке”.
И снова принялся объяснять технологические вещи, дошло даже до дагеротипов.
О своей эмиграции, которая началась в 1996 году, политик говорил немного. Признался, что делал снимки и там.
“Знаете, в Беларуси где бы ты ни поехал — ты в полете. Ну вот я выпустил там альманах, где снимал типажи американские. Но это типажи. А вот такого единения, как в Беларуси, как-то не возникает. Может, это у меня только такое, потому что были фотографы, которые сумели быть гражданами мира”, — сказал он.
И переключился на историю белорусской фотографии, знаменитые снимки Винцента Дунина-Марцинкевича и Кастуся Калиновского, фотографов времен “большевистского господства”, которые были “средние фотографы”.
Наконец, лекция дошла до материала выставки. Это 20 фотографий белорусской столицы 70-х годов, прежде всего архитектуры, ранее размещенных в фотоальбоме “Минск”.
Пазьняк утверждает: он понимал, что старый город частично будет уничтожен, поэтому фиксировал его.
“Я участвовал в Обществе охраны памятников. Писали московскому начальству. Шла большая борьба, чтобы сохранить город. Удалось сохранить — не все, но часть. Уничтожили часть Троицкого предместья, полностью уничтожили Немигу. Даже одного из нас убили — Лявона Борозну*, моего друга. Это была история не такая веселая, что там боролись с бюрократами — даже трупы были. Потому что истребляли нас под корень”, — сказал выступающий.
Свои фото столицы Пазьняк считает “бесценным материалом” для реставраторов. “Все это есть, и все это в Минске”, — признался он.
*Лявон Борозна (4 февраля 1929 года — 15 августа 1972 года) — белорусский художник и исследователь культуры, активист сохранения историко-культурного наследия. Убит в Минске при невыясненных обстоятельствах, предположительно, смерть организована спецслужбами.
Живая легенда. Любите вы Пазьняка или нет, но он уже вошел в историю
Редко кто из политиков вызывает такой разброс оценок, как Зенон Пазьняк, которому 24 апреля исполняется 80. Адепты его боготворят. Их лозунг "Только Зенон!" стал мемом. Однако даже в пределах демократического лагеря немало тех, у кого на Пазьняка страшная аллергия. Мол, …